Пишет Flash:
Заповедник для писателей
В сборнике Эллен Датлоу "Зеленый рыцарь", который переводили мы со студентами, есть интересная фишка - после каждого рассказа приводится краткая биография автора и его небольшой комментарий к произведению (из которого я, в частности, узнала, что название "Где-то у меня в голове прячется ящик с красками" придумано не де Линтом). Так вот, об одном из авторов было сказано, что она получила премию Дрю Хайнц. Я чуть было машинально не переправила на "Дрю ХайнцА", а потом вспомнила про Дрю Бэрримор, притормозила и пошла гуглить.
Нагуглила я удивительные вещи. Вы же наверняка слышали про кетчуп Heinz? Компания, которая его производит, принадлежит Дрю Хайнц - бизнес-вумен, миллиардерше и знаменитой благотворительнице. Часть своих внушительных средств она потратила на то, чтобы выкупить шотландский замок Хоторден и устроить в нем резиденцию для писателей, куда они могут ненадолго сбежать от детей, борщей и интернета.
Попасть туда можно только по рекомендации человека, уже бывавшего в Хотордене. Пару лет назад такая удача выпала Анне Матвеевой, которая рассказала о своем опыте журналу "Иностранная литература". Почитайте, это потрясающе интересно:
Ключи от замка, или Под замком
Шотландский замок Хоторден прячут от туристов - ни за что не догадаешься, какие красоты скрывают автоматические ворота с табличкой “Private”. Зеленые газоны, лес, пещеры, где скрывались Уильям Уоллес и Роберт Брюс, а еще - цветущие рододендроны, горная речка Северный Эск, олени, перебегающие дорогу, ну и, собственно, сам замок, возведенный в Средние века на высокой скале. Туристам вход заказан, зато сюда пускают писателей со всего света - правда, не навсегда. Каждые пять лет любой действующий прозаик, поэт или драматург имеет право на жизнь и работу в этом старинном здании - конечно, если принимающая сторона сочтет претендента достойным. И если у него будет рекомендация от счастливчика, гостившего в Хотордене прежде.
Потому-то Хоторден пользуется особой популярностью среди екатеринбургских писателей...Потому-то Хоторден пользуется особой популярностью среди екатеринбургских писателей - они передают друг другу открытки с рекомендациями, как тайное знание. Или благословение. Лет через десять, после того как тропу разведали первопроходцы, дошла очередь и до меня - спасибо уральско-британскому поэту Олегу Дозморову, а также филологам Дмитрию Харитонову и Борису Ланину.
Я плохо представляла себе, куда и зачем еду, на что все это будет похоже, и думала, в основном, о том, что месяц без семьи - очень долгий срок, и о том, что мне нужно дописать роман, и еще - о том, что в Хотордене, судя по немногочисленным снимкам, которые я видела, наверняка живет привидение, а может, даже целая семья призраков.
Мейлы от Хэмиша, администратора замка (надо сказать, на протяжении всего месяца я старалась избегать слова “приют”, зато охотно злоупотребляла словом “замок”), изобиловали проявлениями всяческой заботы: “сообщите мне ваш номер телефона”, “проверьте время вылета из Франкфурта”, “в Эдинбурге не уходите из зоны вылета, пока я вас не встречу”. Сомнений не оставалось, бедняга давно привык к тому, что писатели - люди со странностями, если не сказать хуже. Разбредаются, кто куда, опаздывают на самолеты и не помнят свой собственный номер телефона, не говоря уже о чужих.
Я готовилась приятно удивить Хэмиша своей собранностью и высокой дисциплинированностью, но пока что меня удивил шотландский пограничник, изучавший официальное приглашение из замка:
- Писать, что ль, приехала? - поинтересовался он. (Шотландцы, если кто не в курсе, говорят по-английски с сильным акцентом, напоминающим русский, - поэтому они сразу же стали мне так милы).
- Да, - сдержанно пояснила я.
- И что можно написать-то, за месяц? - спросил пограничник, покачивая головой и как бы удивляясь наивности иностранных сочинителей. Потом, пожав плечами, все-таки открыл мне ворота в Шотландию.
Мужчина, который махал мне рукой на выходе, выглядел таким счастливым, что я сразу поняла - это Хэмиш, и он очень рад, что я не потерялась. Удивительно, что он меня узнал, ведь фотографий мы друг другу не присылали, и, честно говоря, многие люди, летевшие со мной одним рейсом, куда больше походили на литераторов. Хэмиш схватил мой чемодан, и мы куда-то побежали. Он ходил очень быстро - как впоследствии выяснилось, он все делал очень быстро: говорил, ел, водил машину, решал самые разнообразные вопросы, связанные с трудом и бытом писателей, и так далее. А еще Хэмиш был - и остается - поэтом. Хотя кого удивит администратор-поэт, если даже ужины для нас готовила известная составительница кулинарных книг? Как-то раз между торжественными объявлениями блюд она сообщила не менее торжественным тоном: “Сегодня я встречалась с моим издателем!”. Кажется, только горничные, Мэри и Джорджина, не отметились в сочинительстве - хотя, возможно, нас просто не поставили в известность.
В аэропорту Хэмиш представил меня двум другим дамам, которые очень удачно прилетели почти в одно время со мной - Маргарет и Кара, поэзия и драматургия, США и США.
- Какое все зеленое! - восхищалась Маргарет, глядя на действительно очень зеленые поля, пролетавшие за окнами машины. Я пыталась вспомнить как можно больше английских слов, выражавших восторги и благодарность. А ведь прежде я искренне считала, что прилично знаю английский! Вскоре выяснилось, что стоит беседе покинуть спасительные рамки “open the door” и “have a nice time”, как я тут же превращаюсь в несчастную немую, щелкающую пальцами в поисках нужной словесной конструкции - желательно элегантной и остроумной. Все дело в том, что собеседники мои привыкли играть словами, перебрасываться цитатами и шутить - в общем, вести себя так, как и подобает воспитанным литераторам, случайно угодившим за общий стол. Коллеги мои были все как один англоязычными - даже канадцы, которыми разбавили потом американскую компанию, оказались не из французской части.
Мне было очень нелегко поддерживать эти беседы разной степени изысканности на чужом языке, но я решила не падать духом и попытаться рассматривать ежедневные мытарства как шанс попрактиковаться в разговорном английском. Но это было значительно позднее, а пока что мы подъезжали к Хотордену - мимо сверкающих зеленых газонов и рослых деревьев. Когда развиднелся замок, драматургия, поэзия и моя скромная личность забыли о том, какое все вокруг зеленое, и начали думать, неужели нас и в самом деле сюда пустят? Уж слишком он был красивый - как со старинной гравюры.
Пустили. Хэмиш быстренько распределил нас по комнатам, у каждой - имя собственное. Моя звалась “Evelyn”, и на двери краской были выведены имена счастливцев, живших здесь прежде. Опознала я только одно имя - Аласдер Грэй, но мне и его хватило.
В роли привидения
Хоторден - замок, принадлежавший шотландскому поэту Уильяму Драммонду, известному как Драммонд из Хотордена (1585-1649). Сейчас его вспоминают не столько благодаря поэмам, сколько записанным беседам с поэтом и драматургом Беном Джонсоном, который посетил замок в 1619 году и вдоволь посплетничал с хозяином о Шекспире и “нестыковочках” в его пьесах. Подземелья замка скрывают пещеры, которые помнят еще древних пиктов, а также королеву Викторию, которая посетила Хоторден в 1842 году - это событие было увековечено живописцем Уильямом Алленом: картину можно увидеть в Национальной портретной галерее Эдинбурга.
В приют для писателей замок превратился ближе к концу ХХ века - благодаря его новой хозяйке, патронессе искусств Дрю Хайнц (вы совершенно правильно вспомнили о кетчупе). Миллионерша, издательница “The Paris Review” и меценат, решила, что пишущим людям нужно уединение и условия для творчества - поэтому десять месяцев в году Хоторден дарит такую возможность писателям со всего света. Одна смена - шесть человек, повторная заявка - не раньше чем через пять лет. Такой вот Дом творчества - точнее, конечно же, замок, причем, со всеми условиями.
В моей комнате было все, что нужно, включая не очень нужный камин, рабочий стол и шкафчик-мечту детства, с целой кучей отделений и полочек. И, конечно, привидение там тоже было - заботливое, как добрая бабушка. В замке строжайше соблюдается “тихий режим” - ведь люди приехали сюда работать, поэтому с 9-00 до 18-00 не разрешается говорить во весь голос и, тем более, пользоваться телефонами. Интернета, кстати, тоже не было - ближайший выход в сеть находился в пабе, на расстоянии полутора километров быстрым шагом. Так вот, привидение сделало за меня то, что я забыла, - мой телефон волшебным образом перешел в тихий режим. И вообще, все, кто проживал в комнате “Evelyn”, судя по всему, весьма усердно трудились здесь над своими сочинениями - чужое вдохновение, спрессованное и мощное, буквально висело в воздухе. Вот почему я начала работать, еще не распаковав чемодан, - впоследствии выяснилось, что так поступают почти все обитатели Хотордена. Атмосфера обязывает. К тому же здесь с первых же минут чувствуешь ответственность - тебя пригласили, в тебя верят, так неужели ты будешь отлынивать от работы? Хотя, если честно, соблазнов вокруг было множество - живописные тропы Castle Walk и Lady’s Walk, три богатых библиотеки (издания XIX века в свободном пользовании), Эдинбург - в 45 минутах езды на автобусе, до знаменитой капеллы Рослин можно и вовсе пешком дойти... Еда - лучше, чем в ресторане, стирка-уборка, свежие фрукты - в общем, всё для вас - только пишите, любезные! Работайте!
Полный сбор участников состоялся за ужином в парадной гостиной - серебряные приборы, светские беседы, огонь в камине. Расстановка такая - три дамы из США (драматургия, поэзия, проза), два джентльмена из Канады (поэзия, проза) и я. Все милейшие люди, но строжайшим образом блюдут свою и чужую privacy - и все помнят, зачем мы сюда приехали.
С перепугу я написала в первый же день больше тысячи слов и поняла, что, если так пойдет дальше, под присмотром привидения я вполне смогу закончить здесь свой роман. То-то удивится пограничник!
Вокруг да около
Ближайшие к замку деревеньки назывались Бонниригг и Лассуэйд, идти пешком до ближайшего паба - двадцать минут. (Кстати, именно в этих краях жила та самая овечка Долли.) В паб мы ходили, не столько чтобы выпить и поговорить про овечку, сколько чтобы припасть к бесплатному wi-fi, поскольку в Хотордене Интернет под запретом, да и по мобильным телефонам разговаривают все только за пределами замка, виновато озираясь. Вынужденный отказ от виртуальной жизни стимулирует невиданную творческую активность - все сидят и работают буквально с утра до вечера. Если устал - иди на прогулку по замшелой дорожке. Кругом цветут нарциссы и колокольчики, примулы и рододендроны, носятся белки, бабочки, шмели и зайцы - хвосты у зайцев сверкают, как светоотражатели. Магнолия готовится к выстрелу - скоро даст залп своей красотой по всей округе. Чуть выше, на лугах, пасутся лошади, в прохладный день, все как одна, - в попонках. Вот уж точно, “Ты кто? - Конь в пальто”.
Во дворе замка - старинный глубочайший колодец. Вполне возможно, тех, кто ничего не напишет за месяц, сбросят туда в последний день смены.
Культурную программу Хоторден не обеспечивает - показали разве что подземелья замка и свозили желающих на англиканскую мессу в капеллу Рослин, ту самую, из “Кода да Винчи”. У меня, впрочем, с этой капеллой получилась отдельная история, после которой в замке меня стали звать crazy Russian. Я этим прозвищем гордилась, но - обо всем по порядку.
Капелла находится в нескольких километрах от замка, но самый прямой путь к ней, если верить карте, - по территории природного парка. Я самонадеянно отправилась в путь с дамской сумочкой и зонтиком. На пути туда все было в порядке - вовремя свернула к трассе, дошагала до капеллы, подробно рассмотрела ее - и убедилась в том, что Дэна Брауна здесь не жалуют, хотя именно благодаря ему здесь теперь неиссякаемый поток туристов. На лавочке в храме спал крепким сном черно-белый кот по кличке Уильям.
Возвращаясь обратно, я заблудилась - и поняла это, увидев такой родной уже замок Хоторден на другом берегу реки. Моста не было, но я помнила карту - он должен быть дальше, в паре километров, или пусть даже миль. Держалась поближе к реке, сначала любовалась видами - красивые места, отдаленно напоминающие нашу прекрасную Чусовую. Как вдруг берега стали скалистыми и обрывистыми. Я стала карабкаться вверх по скале, но хребет уходил явно не в ту сторону, да еще и вверх. Подняться-то можно, а вот спуститься без скалолазной подготовки - навряд ли. Вернулась, вышла к плотине - и чтобы не упасть лицом и всем прочим в реку, держалась за какие-то колючие ветки неизвестных кустарников.
В Хотордене тем временем настала пора ланча - ровно в 12.30 каждый день по кельям разносят элегантные корзинки для пикника, в которых лежат сэндвичи и термосы с горячим овощным супом. Сидеть в западне на берегу и думать об этом было выше всяких сил, поэтому я с трудом “отмотала назад” пару километров и сделала себе посох из сухого, но крепкого деревца. Вспомнила своего папу, Александра Константиновича Матвеева, - охотника, путешественника, начальника экспедиции. В лесу он всегда был как дома, да не в шотландском - в уральском! Что он сделал бы на моем месте?
За два года до папиной смерти мы были вместе в природном парке Оленьи Ручьи, на Урале. Слегка промахнулись с маршрутом и решили перейти речку вброд. Муж перенес меня и детей на закорках, а папа справился самостоятельно. Ему тогда было 82 года...
В общем, я выбрала участок реки, который выглядел не так страшно, как другие, закатала джинсы до колен - и перешла реку вброд с деревом в руке.
Это надо было видеть! Или, наоборот, не надо. Потом я долго сидела на правильном берегу, и не могла отдышаться... В мокрых штанах заявилась в паб, где встретила канадского поэта Дугласа, ворковавшего по скайпу с женой, а потом купила для американского прозаика Амины шесть банок диет-пепси и вернулась в замок героем.
По сравнению с этим приключением поездки в Эдинбург выглядели детской забавой. Сорок пять минут на втором этаже дабл-декера - и ты попадаешь из замка прямиком на Принсес-стрит. За месяц я отметилась во всех музеях, съездила в Глазго, Стирлинг, Перт, к Фортским мостам и даже в Калзинский замок, который изображен на 5-фунтовой купюре шотландского образца. В Шотландии - свои собственные фунты, которые теоретически принимают во всей Великобритании, но в Лондоне я не встречала таких ни разу.
Сухой остаток
С первого дня пребывания в замке у меня сложился следующий режим - подъем в пять утра (я решила не перестраиваться с уральского времени на британское), душ, чай - и работа до завтрака. После завтрака в компании коллег - прогулка и снова работа до обеда. Потом - отдых или поездка в Эдинбург, или поход в паб за Интернетом. После ужина - еще одна прогулка, как правило, с Канадой, но иногда и с Америкой. Во время этих вечерних променадов канадский прозаик Рой, с которым мы очень подружились, увидел целую семью оленей - мы потом долго выглядывали их повсюду и тоже как-то раз успели ухватить взглядом быстрые тени, но без подробностей.
Вечерами Маргарет, Рой и Амина играли в английский скрэббл - и я в конце концов тоже отважилась. Проигрывала с разгромным счетом, составляла исключительно детские слова вроде “toy” или “girl”, но все равно это было очень интересно. Кстати, при знакомстве иностранные коллеги не уточняют, что именно они пишут - пьесы или романы. Достаточно сказать - фикшн или нон-фикшн. Это главное различие, а все прочее - уже детали. И еще, почти все мои “сожители” в Хотордене были профессорами или университетскими преподавателями. Русского языка, конечно, никто не знал, за исключением Амины, которая в первый же вечер (она приехала двумя днями позже нас) протараторила обычный набор иностранца “спасибо-пожалуйста-водка-как дела”. Попросила дать ей пару уроков русского - я согласилась, и могу сказать, что такой ученицей гордился бы каждый. Мы начали с алфавита (Амину потрясло количество гласных и особенно графическое изображение букв Ж и Х), потом перешли к числительным, а спустя две недели за завтраком меня уже встречало бодрое:
- Привьет, как дьела, у меня хорошо!
Рой тоже пытался учить русский, но не слишком преуспел - зато ему понравилось слово “мох”, которое очень оживляло наши вечерние прогулки. Если вдруг повисала неловкая пауза, мой канадский друг показывал на замшелую дорожку ярко-зеленого цвета и глубокомысленно говорил:
- Мох!
Дуглас, канадский поэт, однажды за ужином попросил меня прочесть стихи на русском “by heart” (прелестное английское выражение - аналог нашего “наизусть”). Я прочла Пушкина и Мандельштама, и мне показалось, Дуглас был потрясен - конечно, не моим чтением, а красотой русской речи и тем, что стихи у нас - в рифму.
Вот так и прошел этот месяц в замке. Вместе с Карой мы ездили в Глазго, с Роем и Аминой - в Эдинбург, а еще я побывала на кладбище в Лассуэйде, где похоронен хозяин нашего замка, Уильям Драммонд. Надо ведь было сказать ему “спасибо”.
За три дня до отъезда я поставила точку. Роман - точнее, первая версия, черновик - был готов! Мы с Роем купили шампанского на всю компанию и отметили готовую работу - он тоже завершил редактуру новой книги.
В последние дни разговоры за ужином посерьезнели, а я уяснила себе, что понимаю значительно больше, чем в самом начале, и что иногда это лучше не показывать.
Накануне отъезда мы расписались в гостевой книге, поблагодарив всех, кто подарил нам этот месяц - миссис Дрю Хайнц, Хэмиша, Джорджину, Мэри и повариху Рут.
И вот он, последний взгляд на замок - все-таки был он или не был?
Готовый текст в компьютере подтверждает, что был.
Но мне уже не верится.
***
На самом деле, практика литературных (а также живописных, архитектурных, танцевальных и бог знает каких еще) резиденций довольно распространена. Вот здесь можно найти список программ финансирования культурных проектов со всего света (чтобы принять в них участие, нужно лишь желание, яркая заявка и базовое знание английского языка). А здесь рассказывается про японскую арт-резиденцию для художников, фотографов, скульпторов и дизайнеров, которая устраивает трехмесячные программы с конца августа по декабрь. Приглашающая страна оплачивает проживание, питание, мастер-классы и даже перелет в обе стороны. Заявки принимаются до 30 апреля, так что дерзайте. 
URL записи
Подборка | Не Бест? Пришли лучше!
